(Продолжение очерков Натальи Евгеньевны Бухаровой)
О.Нестора бабушки полюбили сразу, несмотря на юность. Батюшка родился и вырос в Крыму в с. Александровка Красногвардейского района в простой семье. Как он вписался в эти северные волжские просторы, и как он, вообще, 1960 года рождения, стал батюшкой… Необъяснимо для неверующего. Но неофитам объяснять ничего не надо. На них — «благодать», и они — «духом чуют». О. Нестор никогда не снимал подрясник — «это моя воинская одежда». Волевой. И вера его неофитская была яркая, убеждённая, чистая. Так же в точности необъяснимо, «на ровном месте» стал в эти 90-ые годы батюшкой о.Максим — нынешний наш благочинный — чуть ли не в 20 лет. Откуда? Из атеистической семьи рядового офицерского состава…
А летом этого же 90-ого года пришёл в Жарки будущий о.Александр, в котором тогда даже близко никакого о.Александра никто даже и духом бы не предположил… Это теперь, оглядываясь на более чем двадцатилетний, почти мгновенный для истории срок, мы знаем, что надо говорить в таких случаях. То, что верующие и говорят: «Дивна дела Твоя, Господи!»
А тогда каждый про себя, хотя и удивлялся, но как-то понимал, что есть какая-то логика в том, что с ним произошло, но вот с другими-то…необъяснимо. «Апостол» читал о.Лаврентий в белом парике. Он был монах. Ещё он носил чёрные очки. Но, тем не менее, всё это было как-то в «русле» происходящего. Бабушки его даже жалели — как болящего. И были правы. О.Лаврентий вскоре стал очень знаменит тем, что однажды, будучи в поезде в компании ещё трёх неофитов, очень возгорелся духом и вылез через туалетное окно на крышу, хотя комплекцию кое-какую имел, и там, на крыше мчащегося в Москву поезда, перескакивая с вагона на вагон, громко читал свои стихи под летящим звёздным небом. Потом он потерял то окно, в которое вылез, и если бы его сопереживающий сподвижник не кричал в это окно отчаянным голосом: «Батюшка Лаврентий! Батюшка Лаврент-и-и-й!» — так и пришлось бы ему в Москву въезжать верхом на крыше этого поезда. Конечно, к неофитскому восторгу было добавлено ещё некое количество с трудами немалыми добытого спиртного.
«Любить — это значит — в глубь двора вбежать и до ночи грачьей рубить дрова — силой своей играючи». Или читать стихи … на крыше поезда.
Через некоторое время о.Нестор помог купить нам дом в Устинихе за 2 км от Жарков, а потом и о. Лаврентий тоже купил там дом. И год он там жил. И вдруг в совершенно пустой кладовке у о.Лаврентия обнаружилась икона Казанской Божией Матери, да какая! Старого письма и в жемчужном окладе, размера небольшого. У всех по точному народному выражению, чуть «крыша не поехала» — такая прекрасная была эта икона в пустой бревенчатой клети. И — ниоткуда! Все бегали смотреть — радовались и ужасались. Люди, продавшие дом, в нём вообще ничего не оставили, да и вряд у них такое могло быть. Икону о.Лаврентий отвёз в монастырь, да и сам там остался.
В храме было полно бабушек. Тогда они были ещё в силах. И для них было радостно-неожиданным, хотя и очень ожидаемым то, что в храме есть служба, и служит такой молодой красивый батюшка и молодой болящий алтарщик, и староста есть — тоже сравнительно молодой, и на клиросе молодые стараются. Одна глуховатая бабушка после службы уже от дверей завидным басом гремела на весь храм: «Батюшко! Спасибо всем!», и на три стороны кланялась и выходила из храма. Чудное неофитское счастье — как детство.
Урок
О.Нестор был молод, но строг. «Без строгости и послушания ни ребёнка, ни взрослого, знаете ли, воспитать нельзя», — внушал он нам и смотрел своими серыми глазами с пушистыми ресницами очень строго. Это была теория. А на практике был нам такой пример, который надолго запомнился.
Народу в храме было всегда много. После литургии, которая заканчивалась обычно поздно, потому что хотя исповедь была и вечером, но и на утро ещё хватало народу. Летом же с утра выстраивалась ещё и особая длинная очередь «юных грешников» из внуков и внучек окрестных бабушек. Поразительные эти внуки и внучки, отстояв длинную очередь на исповедь, затем отстаивали литургию, охваченные непреклонной бабушкиной убеждённостью, затем молебен, после чего, как правило, служилась ещё панихида. Раньше трёх никто из церкви не выходил. А потом ещё шли крещения и венчания. Я понять не могла, как эти бабушки могли не только не присесть, а даже с места не сойти за время всего этого нашего богослужения. У нас, как у неофитов, кроме первого восторга и последующего изнеможения ещё ничего не было, а у них явно что-то было ещё и другое.
И вот в толпе народа возле батюшки во время молебна стояла полная пожилая женщина с мальчиком, и он ужасно вертелся, а женщина стояла совершенно непоколебимо, не обращая на него никакого внимания. Зато о.Нестор взглянул на них уже несколько раз. И вдруг о.Нестор после ектеньи остановился, прервал молебен и сказал этой женщине очень отчётливо и вразумительно примерно следующее: «Конечно, ребёнок ещё может не всё понимать, но взрослый человек обязан наставлять ребёнка и, если он этого не делает, он несёт за него полную ответственность не только перед людьми, но и перед Богом. А посему за неблагочинное поведение своего внука придётся наказать бабушку. Сделайте, пожалуйста, за своего внука три поклончика перед Казанской, и пусть ему будет стыдно, что из-за него старенькая бабушка вынуждена класть поклоны».
Все замерли. Никто такого не ожидал, даже те, кто только что сию тётю осуждали. Это было, как говорят, «не слабо». Женщина тоже стояла в раздумьи. Потом она медленно пошла к Казанской и тяжело сделала три земных поклона и вернулась к своему мальчику. Мальчик стоял как вкопанный.
Молебен благополучно закончился. Это был потрясающий урок. Ведь Нестор не рассердился, и эта женщина стерпела достойно — и они всё поставили на свои места. И все это поняли, и словно каких-то сил прибавилось.
Святость
Неофитскому рвению предела не положишь. Уже вскоре после рукоположения о.Виктора во иереи приехали в Жарки очередные гости-паломники, а их в Жарках каким-то удивительным образом всегда бывает много. Солидный дяденька был слегка под «шафэ» и любвеобильными глазами взирал на всё вокруг. За чаем он просто сказал: «Вы — святые». Но мы-то учёные, знаем, что похвала — оружие лукавого и подножка подвизающемуся, и поэтому тут же начали ему втолковывать, что мы, напротив, очень грешные. Дяденька чай пить перестал и странно так начал на нас смотреть — с ужасом даже. И вдруг встал и негодующим голосом воскликнул: «Да как же это так! Это что же — и вы такие же?!» Тут и мы в свою очередь такому повороту изумились. Вобщем-то, прав дядька.
Мы на бабушек смотрели, как на святых, а он так же — на всех нас, кто в церкви. Откуда она, святость, берётся? Последние первыми будут … Бабушки наши для всех были последними, никто их и в расчет не брал, а мы пришли и видим — святые. Вот в точности, как о.Тихон Шевкунов написал: «Несвятые святые». А мы просто рады уже тому, что знаем, что святость — есть. И мы её видели. Ведь она-то и есть единственное для человека назначение.
Подготовила И.Алирзаева
(Продолжение следует)