Дети войны. Так принято называть людей, которые родились в канун тех страшных событий и в военное лихолетье. Сейчас самым «молодым» из них уже под восемьдесят лет. Сегодня о своем военном детстве рассказывает наш постоянный автор, ветеран, житель села Жуковка Юрьевецкого района Б.В.Кудряшов.
Все мы родом из деревни
Человек всегда выбирает удобное место для жилья, как правило, там, где благоухает природа и рядом есть вода. В старину это называлось привола. Так появились на нашей земле деревни, села, станицы. Все жители нашей Родины, где бы они ни жили и какие должности ни занимали — это выходцы из деревни.
Вот и корни нашей семьи произрастают из деревни. Отец, Василий Петрович Кудряшов, родился в деревне на левом берегу Волги, недалеко от города Кинешма. Мама, Ольга Ивановна Дарвина (по мужу Кудряшова) родилась в городе Кинешма.
В семье нас, детей, было трое, и все мальчишки. Старший — Рудольф, 1934 года рождения, средний — я, 1936 года рождения, а младший — Валерьян. Он родился в августе 1941 года, когда началась Великая Отечественная война.
Остались без кормильца
Автор Игнатович Борис Всеволодович
Коснулась она и нашей семьи. В 1941 году ушел добровольцем на фронт отец, хотя и имел бронь. Ему было всего 35 лет.
В 1942 году, когда врага начали теснить от стен Москвы, на Ржевском направлении отец был тяжело ранен. Как сообщили родным, он умер в госпитале. Маме в то время было 38 лет, старшему брату — 8, мне — 6, а младшему не было и года.
В то время, чтобы приблизить долгожданный день победы над врагом, люди трудились, не считаясь со временем. Многие работали на фабриках и заводах, производивших продукцию для фронта круглосуточно. Они менялись каждые 12 часов и спали в подсобках, как придется. А мы, дети, были предоставлены сами себе.
У всех свои обязанности
Старший Рудольф был ответственным за топку печи в квартире и за заготовку дров. Мы с ним ходили в лес, который находился в пяти километрах, собирали хворост и носили его домой.
Помню, как однажды брату попался толстый сучок, который он долго не мог разрубить. Тогда Рудольф собрал все силы и ударил. Сучок разлетелся, и один осколок ударил мальчику в губу, разрубив ее. Мы оба заревели. Он — от боли, а я сильнее его, ведь брата было жалко. Побежали в медпункт. Там ему наложили швы, шрамы от которых остались на лице на всю дальнейшую жизнь.
Когда мама была на работе, я отвечал за приготовление обеда. Чистил картофель и готовил суп на воде. Хорошо, что у нас был огород шесть соток, где мы выращивали картошку. Ее нам при большой экономии хватало где-то до апреля. А потом, по мере схода снега, переходили на «подножный» корм. Искали на полях перегнивший картофель, собирали лебеду, крапиву, щавель, пестики, ягель…
Ну а летом уже лакомились ягодами и грибами из леса и овощами с огорода. Хорошо, если год урожайный, но чаще было наоборот, и еды не хватало.
Мама делала все для того, чтобы мы выросли здоровыми. Когда работала круглосуточно, то все равно на несколько минут забежит с работы и узнает, как мы там управляемся, ведь еще был младший брат, с которым нам приходилось водиться. Спасибо государству, которое в то нелегкое время открывало детские сады, куда ходили маленькие дети.
Жизнь в бараке
А жили мы в бараках. В нашем ютилось 16 семей. Туалет был один для всех жителей. В общем коридоре комнаты располагались с обеих сторон. На семью, независимо от ее численности, выделялась комната 18-20 метров с одним окном.
Самая большая состояла из семи человек, а самая маленькая — из трех. Я не помню, чтобы у нас жил хоть один мужчина или даже старик. В основном матери с детьми, за редким исключением бабушки.
Была еще одна общая комната, которую все называли кухней. Здесь находилась большая плита. На ней все готовили еду, грели воду для стирки белья. На кухне всегда можно было узнать последние новости. Все делились радостями и горем. Ну а мы, дети, крутились вокруг, жарили картофельные очистки, безобидно шалили.
Уроки жизни
На две комнаты была одна печь, каждый из хозяев топил ее у себя. Перегородка в половину кирпича отделяла плиту соседей от нашей. Помню, однажды мы затопили свою печь и стали готовить на плите обед.
Вдруг учуяли запах гари. Хорошо, что в тот день мама была дома. Она, догадавшись, что соседи что-то оставили на плите, вышибла кирпич в перегородке и обнаружила, что горят валеные сапоги, оставленные на плите для просушки.
Школьные годы
Мы повзрослели, пошли в школу, которая располагалась за два километра от дома. Каждый день ходили туда и обратно, за исключением воскресенья.
Помимо домашних дел добавилась подготовка к урокам. А война продолжалась. И мы, дети, не могли быть равнодушными к происходящим в стране событиям — активно помогали фронту чем могли: собирали и отправляли нашим бойцам теплые вещи, табак, платки, кисеты для табака, рисунки, чтобы как-то скрасить тяжелые дни войны нашим защитникам Родины.
Летом собирали лекарственные травы, металлолом. Помогали подшефному колхозу убирать урожай картофеля, капусты, моркови, свеклы, турнепса. После окончания жатвы собирали оставшиеся на поле колоски.
Есть хотелось всегда
Наши мамы и бабушки в свободное от работы время вязали носки, варежки, шарфы, кофты, шили халаты, платья, рубашки, наволочки. Вышивали, строчили, украшая все эти изделия. Примеру старших следовали и дети, причем не только девочки, но и мальчики. Они все вместе занимались рукоделием.
В редкие выходные и свободные вечера взрослые уходили в деревни и выменивали все это на продукты питания. После их возвращения дома был настоящий праздник. На столе появлялась жареная картошка или каша с маслом.
Самый лакомый кусок — горбушка
Теперь уже мало кто знает, что такое карточная система, когда на человека отпускалось определенное количество некоторых продуктов: хлеб, крупа, сахар. Хлеб выдавали на каждый день, а все остальное — раз в месяц.
Наша семья получала полтора килограмма хлеба, рабочие — по шестьсот граммов, а дети — по триста. Он, конечно, был не чисто ржаной, а с добавлением примесей мякины и отрубей. Каждый ребенок мечтал получить из рук мамы кусочек горбушки, чтобы подольше продлить удовольствие.
Я был очень удивлен, когда старшему брату по достижении 12 лет стали выдавать не триста, а двести граммов хлеба. В моем понимании, если он старше и больше меня, значит, и кушать должен больше, а ему почему-то дают меньше. Только потом я узнал, что ребенок старше 12 лет может уже работать, в противном случае он считается иждивенцем. Ведь в войну многие подростки уже работали практически наравне со взрослыми.
Но мы оставались детьми
Несмотря на то что шла война, мы все равно оставались детьми. Любили играть в подвижные игры: лапту, чижик, двенадцать палочек, попади в цель, разведчики и шпионы. Конечно, на первом месте был футбол.
Мяч с камерой, который можно было надувать, был редкостью. Несмотря на то что его берегли, постоянно приходилось заклеивать, поэтому он весь был в заплатах. Были простые резиновые мячи или самодельные, которые набивали тряпками или соломой.
Нина
Как-то к матери зашла женщина с маленькой девочкой, которой было два года. Знакомая попросила оставить дочь Нину у нас на два-три дня, чтобы съездить к родственникам. Дело было поздней осенью, и мама согласилась. Так нас стало четверо.
Проходит неделя, другая — женщина не возвращается. По прошествии времени мама обратилась в милицию: время военное, мало ли что могло случиться.
Женщину нашли только на четвертый месяц. Мама к тому времени уже решила, что где трое, то и четвертой место найдется. Да и мы стали считать Нину своей сестренкой. Мать нашлась, и, как только девочка увидела ее, с криком «мама» бросилась в ее объятия.
Опыт воспитания
Лето всегда тянет людей на улицу, особенно нас, детей. И убежать хотелось, и нельзя — мама работает, а мы должны управляться с хозяйством и водиться с младшим братом.
Хотелось купаться, и мы со старшим братом ходили по очереди.
Конечно, старший купался больше, а я водился. И этот опыт не пропал даром, пригодился в дальнейшей жизни. Он научил меня любить и воспитывать своих детей, внуков и учеников. Наверное, и профессию учителя я выбрал по этой же причине.
В голодные послевоенные годы
Нелегко нам пришлось и после окончания войны. Особенно тяжело было в неурожайном 1946 году.
В 1947 году отменили карточки, и жизнь стала лучше. Начали продавать «коммерческий» хлеб. И хотя он был в свободной продаже, но, чтобы его купить, необходимо было выстоять в очереди. Иногда хлеба не доставалось, потому что каждый стоявший в очереди занимал ее и на родственников, иногда на шесть-восемь человек. Бывали случаи, когда очередь нарушалась, и нас, детей, просто отталкивали. Мы оставались ни с чем, было обидно до слез.
Происходило и такое: ты, зажатый общей массой, оказываешься втолкнутым в магазин, а потом эта масса за дверью раздвигается, и ты падаешь на пол. Но в голове крутится счастливая мысль, что ты уже внутри магазина и хлеба все равно купишь.
Эвакуированные
В отличие от многих других мы знали о войне понаслышке, и слушали рассказы эвакуированных из Ленинграда детей, которые получали там по 125 граммов хлеба. Отцы у них воевали, а матери работали, выпуская в осажденном городе продукцию для фронта.
С одним из них — Анатолием Тихомировым — мы учились в одной школе, только в разных классах. Так сложилось, что и в дальнейшем судьба сводила нас. Мы вместе призывались в армию, служили в одном полку.
Общаясь с Анатолием, я узнал, что их многому научили в детском доме. Он обладал начальными навыками плотника, слесаря, каменщика, маляра, печника, лесоруба и даже немного умел рисовать. Знал, как правильно загрузить платформу пиломатериалом, играл на многих музыкальных инструментах, неплохо пел.
Когда Анатолий служил, то разыскал в городе Пскове свою тетю и двоюродную сестру, жившую в Ленинграде. После окончания службы он уехал в Псков, где впоследствии работал директором одного из домов культуры.
Учеба на первом месте
В школу всегда ходили с пониманием. Мы осознавали, что знания нам пригодятся и что надо быть ученым человеком. Были, конечно, и двойки, но мы сразу старались их исправить.
Жизнь после войны была тяжелой. Некоторые сверстники бросали учебу в пятом, шестом, седьмом классах и шли в ремесленные училища, школы ФЗО (фабрично-заводское обучение), другие просто устраивались на работу, чтобы помогать родителям.
Начало рабочей жизни
Мой старший брат Рудольф после пяти классов тоже поступил в ремесленное училище, а я после семи. Когда я получал профессию, брат уже работал на фабрике в должности помощника мастера. Первую свою одежду без заплат я одел в 16 лет, когда брат ушел в армию. Все его вещи перешли ко мне.
В училище я приобрел профессию аппаратчика химической промышленности. Учили нас хорошо, я получил самый высший — шестой разряд (в основном выпускали с четвертым). Когда по болезни ушла из школы учитель химии, меня попросили ее заменить. Так я стал преподавать химию.
Свободное время
Несмотря на то что у нас практически не было свободного времени, я занимался в художественной самодеятельности при доме культуры. Выбор кружков был большой: танцевальный, хоровой, драматический, духовой, струнные оркестры.
Мы с другом, а мне уже было 17 лет, занимались хоровым пением. Со временем стали солистами, выступали на многих сценах Кинешмы и Заволжска. Во время выборов давали по 6-8 концертов в день. Уставали, но были рады своим успехам.
Потом я перевелся в вечернюю школу, а закончив ее, ушел служить в армию. Так закончилось мое военное и послевоенное детство, хоть и голодное, но счастливое.
Подготовил Михаил Крайнов